Владимир Юдин

Лягушки

В Чардыме за время учебы я был три раза: после первого курса, после второго и после третьего.

А после четвертого были военные лагеря на два месяца. Но каждый сезон в Чардыме я был дважды.

Первый раз сразу после сдачи сессии: лыжники строили в Чардыме летний оздоровительный лагерь для преподавателей, так называемый, «месткомовский».

За счет этой стройки лыжная секция могла позволить себе прикупить неплохие лыжи, современные мази, которые можно было достать только на крупных соревнованиях у тренеров сборных команд.

Этот инвентарь доставался самым хорошо бегущим лыжникам нашей секции и позволял неплохо конкурировать на соревнованиях среди вузов.

Второй – в спортивную смену, когда в палатках (домиков еще не было) жили студенты, которые занимались в разных спортивных секциях университета.

В этом случае распорядок дня был строго расписан. Две тренировки в день, завтрак, обед, ужин. Линейка с утра и линейка перед отбоем.

В первый же период - работа днем и костер, гитара, песни ночью. Кто сколько высидит…

Вот после моего второго курса (в начале лета 67 года) нам в руки попался номер журнала «Работница» и в рубрике «Спрашивайте – отвечаем» мы прочитали такую заметку:

«Читатели интересовались, каких это лягушек едят зарубежные жители. Ну, что китайцы и корейцы едят все подряд – не удивительно. Но французы? Может это какие-нибудь особенные съедобные лягушки?

Редакция отвечает:

Ничего подобного, лягушки самые распространенные в нашем климате. Это, так называемые, озерные или прудовые лягушки. Живут во всех водоемах России, и перепутать их невозможно, это самые крупные из живущих здесь».

Далее следовало пояснение, что едят только задние лапки, которые жарят на масле без шкурки и со специями.

Мы призадумались! Лягушек этих вокруг было столько, что они пели даже громче, чем лыжники у костра. Сковородки у нас были, масло сливочное тоже. Специями сразу решили пренебречь – не во Франции все же, а в Чардыме. Осталось наловить и разделать.

Годом раньше мы не раз лазили с бреднем в маленькие озерца и ловили карасей. При этом лягушек вытаскивали заметно больше, чем карасей. Поэтому сначала хотели так их и ловить. Но уж очень это грязное дело, да и из бредня разбегаются они быстрее, чем удается их собрать.

Но мы все-таки студенты университета! Знание-сила! Вспомнили два способа ловли этих рептилий.

Первый способ: ловить днём на, так называемый, зеленый листок. Участвуют не менее двух ловцов. Делается удочка из срезанной палки, короткой лески и большого крючка. На крючек зацеплялся сложенный вчетверо небольшой листок с ближайшего куста, листок растопыривался, напоминая какую-то бабочку.

Это крючок с листком подносился к носу сидящей в ближайшем болоте лягушки. Немного потрясешь, и следует бросок, после чего начинаются акробатические номера на леске. Пойманную лягушку кладем в пакет, который следует крепко держать закрытым, так как попытки к бегству были непрерывные. Именно поэтому одному ловить лягушек было невозможно.

Второй способ: вечером, когда стемнеет, на фонарик. С темнотой лягушки вдоль всего Волжского берега выбираются на песочек. Если светить фонариком в глаза лягушке, то она ничего не видит и подпускает к себе вплотную. Остается протянуть руку и быстро схватить ее за «талию». Тут следует прыжок, но… поздно пить боржоми… попалась. Отправляйся в пакет. Применять рыболовный садок невозможно, разбегаются только так.

Далее следует описание разделки «дичи». Это, наверное, для тех, кому 16+, нервных прошу не читать.

Инструменты: пенек, полено, большой нож, глубокая миска, ведро для отходов. В разделке участвуют трое.

Первый берет еще живую лягушку за задние вытянутые ноги и с размаху ударяет ее головой о пенек. Это анастезия. После чего кладет ее на этот же пенек, удерживая левой рукой за туловище, а правой за ноги.

Второй наставляет нож на то место, откуда растут ноги и ударяет по нему поленом. Туловище из левой руки отправляется в ведро для отходов, а у ножек отрубаются лапки. При отрубании важно, чтобы ноги не разделились на две отдельные, это важно.

Третий участник должен снять шкурку с ног. Когда они не разделены, то снимается как колготки с двух ног сразу, порознь значительно труднее.

Готовые ножки ополаскиваются и готовы к жарке в масле.

Всякие предубеждения насчет того – что это мы едим, исчезают, как только от сковороды распространится запах жареного мяса. Это вовсе не рыба, больше напоминает птицу. Вид тоже вполне достойный – на маленьких косточках слегка подрумяненые шарики мяса.

Александр Гурьевич, сказал, что напоминает перепелку. Никто ему возразить или согласиться не мог – не пробовали.

Вкусно очень, но это, конечно, не еда. Очень уж небольшое количество этого мяса при большой трудоемкости приготовления. Сами подумайте – двести пар лягушачих ног за вечер на всю лыжную компанию. Деликатес, а не еда.

До момента приготовления (обычно в начале ночи) лягушки жили в большом баке, который после начала смены в месткомовском лагере использовался для воды на кухне. Чтобы лягушкам было комфортно дожидаться своей участи, в воду были брошены дощечки, на который они сидели, ингда в два-три слоя. Так что штук триста всегда было в запасе.

Пополнение было организовано так: всякий вновь приезжающий на стройку должен был поймать десять штук или больше. Не умеешь, вот тебе наставник, научит, покажет, поможет.

Как известно, «уча других, учишься сам».

Враг народа

В спортивном лагере 1966 года все было, как заведено. Утром линейка, завтрак, тренировка, после обеда еще одна, потом вечерняя линейка и отбой.

На вечерней линейке в обязательном порядке объявлялся наряд на сутки на всякие лагерные работы. Распределять студентов всех спортивных секций было поручено легкоатлету с фамилией Коробовский.

Он не затруднял себя согласованием списка дежурных в течение дня – просто выходил перед строем и объявлял фамилии. Практически всегда это вызывало массу неудовольствий, проблем. У кого-то из назначенных мог быть день рожденье или не все в порядке со здоровьем, кто-то еще что-то спланировал на завтра, а дежурство нарушает планы. Сплошные обиды.

Поэтому появилось устойчивое словосочетание: «Враг народа Коробовский». Все, конечно, понимали, что совсем избежать нарядов нельзя. Но не так же!

Прошел год, на следующую смену этим самым врагом народа был назначен я (Юдин В.). Деваться некуда, надо как-то разруливать ситуацию.

Всё оказалось не таким уж сложным. Всего дежурили за сутки восемнадцать человек. Шесть днем на кухне – два парня и четыре девушки. Двенадцать человек дежурили ночью. В первую смену - с десяти часов вечера и до двух часов ночи, и во вторую - с двух ночи до шести утра. На кухне было по два парня и две девушки.

Первая смена чистила печь, отмывала посуду (котлы, противни), заготавливала дрова. Вторая смена разжигала печь, нагревала воду, готовила все к шести утра для поваров.

Кроме этого, было дежурство на бензохранилище. Там, в большой палатке, где хранилось горючее, стояли две раскладушки, на которых спали дежурные – две девушки. Их задача – поднять шум, если кто-то позарится на топливо. Еще двое дежурили на территории, т.е. гуляли всю ночь по берегу и поляне в зоне палаток.

Я взял себе за правило подходить к палаткам спортивных секций, намеченных на дежурство, заранее, обговаривая с ними список не на завтра, а на послезавтра. И если намеченному коллективу было почему-то неудобно дежурить послезавтра, то менял их местами с другой секцией. Получалось, что мое выступление на линейке не сообщало ничего нового для назначаемых. Они все уже знали и были готовы. Напряженности как не бывало.

Рассказал я об этом не для того, чтоб похвалиться, а потому что придумал для лыжников одно развлечение.

Назначая лыжный наряд на ночь, я и себя иногда включал в список. Заканчивая первую смену дежурства, мы учиняли одно маленькое безобразие: доставали из погреба картошку, масло и сметану, разжигали печь и жарили целый противень картошки. После чего будили вторую смену, съедали все вместе шикарную горячую картошечку, оставляли мытье посуды второй смене, и шли спать.

Так вот, если даже меня в ночном лыжном наряде не было, меня в пересменок все равно будили на этот ночной перекус. Как автора «этого безобразия», наверное.

Как известно, «Лыжник ест, пока не надоест».

О моей первой встрече с ЛЫЖНОЙ песней

Было это или осенью 1965, или весно1966 года. Наверное, все-таки осенью. Малиновые ключи. Само традиционное мероприятие с дистанции прошедших лет вспоминается именно как традиционное, всем знакомый сценарий. Запомнилась дорога домой. Весь путь пели песни, гитара была в руках Льва Бобкова. Надо сказать, что до этого я ничего подобного не знал, не участвовал. И не я один такой.

Когда уже пришли на конечную остановку общественного транспорта, то уселись на землю около какого-то забора, чтобы спеть на последок. И тут обнаружилась одна новенькая «лыжница», совсем не помню кто, но она смотрела на всех и особенно, конечно, на Леву Бобкова такими глазами, с таким восторгом, что прекратить это концерт было совершенно не возможно. Она ничего не просила – но этот ВЗГЛЯД!!! Никто не смог уйти, пели до полной темноты, мне кажется часов до одиннадцати. Вот этот всплеск душевной красоты поразил меня так, что до сих пор наворачиваются сентиментальные слезы.

Памяти Огаренко Валентина

С Вальком, как его звали в Лыжной секции, мы учились на одном курсе, но в разных группах.  Познакомились уже в лыжной секции. Как его сделали председателем секции, я не помню, наверное, мое участие в жизни секции в это время было еще не значительное.  У него был удивительный характер, он мгновенно становился своим человеком для любого лыжника, его любили все.  Он не был заметным спортсменом, но был душой коллектива. Одной из особенностей характера его было то, что любую новую задачу он воспринимал как ПРОБЛЕМУ!!!, причем, личную проблему. С очень заметными переживаниями, чувствами. 

Мне кажется, что в ту пору, когда он был председателем секции, в коллективе сложилась какая-то невероятная атмосфера сдруженности, взаимной привязанности. Наблюдалось такое явление: когда собиралось общее собрание по поводу  очередного мероприятия, например, подготовки нового года или 50-ти летия Гурича, то народ вечером, часов в семь, приходил в большую аудиторию и все начинали общаться друг с другом. Ведь в будни общались только те, кто учился вместе или тренировался совместно, а так-то все были на разных факультетах или курсах. Так вот это общение никак не могли остановить усилиями всего бюро секции целый час. Ну, не могли люди остановиться, замолчать и начать запланированное собрание. Так всем было хорошо.

Особым образом эта душевность Валька проявлялась в «лыжных» песнях.  Он, конечно, был приемником и последователем Льва Бобкова. Но у него был свой особенный образ человека с гитарой, который мог спеть такую песнь, на которую не решились бы другие.  На 50-летии Гурича он спел романс «Сыграй мне лунную рапсодию» пронизанную чувствами, любовью, красотой. Это было фантастически! Мы ведь были в ту пору очень закомплексованными людьми. Не умели, стеснялись выражать свои чувства. А спел он шикарно!

За годы учебы мы с Вальком очень сдружились, в первую очередь в теме Лыжников, но и, конечно, имело значение, что в армейских лагерях мы были после 4 курса вместе. А потом так случилось, что не сговариваясь и он со своей Натальей, и я с Тамарой подали заявления в ЗАГС и нам назначили регистрацию в один день 7 апреля. Ну, раз так случилось, то и празднование этой свадьбы Лыжники постановили сделать совместно. Это, конечно не было настоящей Лыжной свадьбой, поскольку наши невесты не были лыжницами, но человек 200 повеселились в студенческой столовой изрядно!

По окончании СГУ наши пути разошлись, но лет через 8-9 Валек приезжал в Самару в командировку, и мы встретились, сплавали на катере в летний лагерь, где отдыхали сотрудники заводского конструкторско-техологического отдела, где я работал. Пообщались, спели наши песни. Валек рассказал о своей жизни. По своему характеру он был не инженер, а прирожденный руководитель. И в это время работал в райкоме партии в Саратове то ли инструктором, то ли начальником отдела. Но лыжно-спортивная натура привела его к одному интересному начинанию. Он взялся выполнять функцию уборщицы в райкоме. Рано утром, надев спортивный костюм, он выбегал из дома, прибегал в райком, открывал кладовку с инструментом уборщицы и мыл полы в здании. Потом переодевался в строгий костюм, занимал свое место в кабинете и работал весь день партийным боссом. После работы вешал костюм в шкаф, надевал спортивную форму и бежал домой. И так каждый день. Официально на должность уборщицы была устроена его теща.

Потом страна развалилась, большинство устраивалось, как смогло. Огаренко сумел совместно со своими сослуживцами обзавестись какой-то недвижимостью, которая и по сей день приносит некоторый доход ее владельцам при сдаче в аренду.

Примерно в 2005 году прошел слух, что Огаренко умер, внезапно, подробности были не известны.

В 2013 году мы (я и моя вторая жена Лариса) приехали в Чардым на Юбилей Лыжной секции и там узнали, что Ограренко не умер, а полностью разбитый параличем в результате обширного инсульта еще жив. Удалось узнать телефон его второй жены Людмилы. Я позвонил ей и спросил разрешения посетить Валька. Было известно, что он не хочет встречаться ни с кем. На другой день Людмила позвонила и сказала, что мы можем прийти, Юдину он разрешил.

Пришли, познакомились с Людмилой и дочкой Дашей, поговорили, поздоровались с Валентином. Он был очень плох, говорить почти не получалось, понять могли только его жена и дочь, движения почти никакого. И это уже 8 год такой жизни. Случилось это на каком-то празднике в его в ту пору рабочей компании. Вечером он ушел из-за стола и прилег на диване, вроде уснул.  Только утром компания обнаружила,что с ним беда. Если бы заметили раньше, не было бы таких тяжелых последствий.  В больнице, куда его отвезли как-то пытались его поддержать, но улучшений не было. Через месяц Людмила забрала его домой. Вес его был 30 кг… Потом выхаживали и ухаживали как могли.

Дочка Даша в это время училась начальной школе. Так вот Валек даже занимался с ней математикой, получалось.

Я рассказывал его дочке и жене о чем смог вспомнить про нашу Лыжную жизнь. Рассказал случай на Чардымской кухне.  Был лыжный наряд на кухне и Огаренко отмывал большой бак от остатков каши. При этом он вслух посетовал «Кофта на мне бабья, работа у меня бабья и зовут меня Валя».  Когда я рассказал это – мой парализованный друг засмеялся.

На следующий день мы уехали домой в Самару, а через месяц позвонила Людмила и сказала, что Валентин умер.

Как бы дождался встречи, простился с Лыжниками и ушел.

Вот  такая грустная история.

Константину Гурьевичу 100 лет

Дорогие лыжники. Мы собрались сегодня, потому что у нас был отрезок жизни, который достается не каждому. Нас коснулся ГЕНИЙ! Это я говорю совершенно серьезно и полностью отдавая отчет своим словам.

Конечно, сам Константин Гурьевич не осознавал себя творцом судеб всех нас, он склонен был считать, что мы САМИ создаем свои судьбы. Но по прошествии многих лет совершенно понятно, что быть людьми нас научил именно ОН.

На днях было 220 лет со дня рождения Пушкина. В связи с этим вспомним его слова, что «Гений и злодейство - две вещи несовместимые». Злодеев талантливых достаточное количество, ГЕНИЕВ – НЕТ,

ГЕНИЙ, это человек, которым руководит Бог. Он приносит свет людям, помогает им стать ЛЮДЬМИ , он не может порождаться злобой.

Гурич собрал нас сегодня в очередной раз. И в очередной раз дает нам поддержку в этой жизни. Скажем СПАСИБО!

Взгляд на лыжную секцию СГУ

Сразу хочу предупредить, что я совершенно не религиозный человек, от слова «СОВСЕМ».

Однако признаю за религией очевидные достоинства и достижения:

• тысячилетия существования,
• устойчивая тяга людей к вере,
• персональное внимание к прихожанину,
• забота о душе, и т.д.

Человеку всегда хочется иметь защиту в виде родителя, старшего товарища, заботливого начальника, бога, наконец…

Если таковой имеется, то жить как-то легче. Увереннее принимаются жизненные решения, переносятся неудачи. Человек верит, что его не оставят в одиночестве перед проблемами. Может быть, помощь и не потребуется, важно верить, что защитник есть. Вера – потребность души.

Для нас всех эту веру сформировал 65 лет назад Гурич. То, что это нечто возникло вокруг «лыжного спорта»…. ну, так вышло.

Фактически мы вступили каждый в свое время в СЕКТУ, которая была создана Гуричем, его желанием, его умом, его душой. Он, непонятно как, поймал наши души, объединил их и поместил в некоторое пространство. Нет, это не тюрьма, не ад и не рай. Это какой-то цветущий луг или сад, у которого вроде бы нет забора, границ, но из которого наши души все дружно не хотят уходить. Жизнь разбросала нас – людей как обычно, но наши души остались в этом созданном им месте и тянут нас СЮДА. Здесь мы под ЕГО защитой и под защитой друг друга.

Совершенно непонятно, какими словами пользовался Гурич, чтобы сделать из нас вот таких ЛЫЖНИКОВ. Наверное, улыбкой и верой в нас.

Задумайтесь, как нам всем повезло. Еще при жизни наши души оказались в таком прекрасном месте и таком прекрасном … обществе,… коллективе, … скорее семье!

И напоследок притча:

Умер достойный человек и предстал перед апостолом Петром.

- А можно посмотреть сначала на РАЙ и АД?

- Пожалуйста…

Вокруг большого круглого стола в середине которого чан с вкусно пахнущей едой сидят изможденные люди, у которых к руке намертво приделана ложка с очень длинной ручкой. До еды она достает, а вот в рот никак положить нельзя.   – Это АД!

Точно такая же картина, тоже приделаны ложки с длинными ручками. Но люди сытые и довольные. – Это РАЙ!

- Видишь, все одинаково, только здесь люди поняли, что можно кормить друг друга, а там НЕТ!